Валя пела, а я смотрел на одиннадцатиклассников и думал, что лишь я один знаю, что ожидает всех нас.
Говорят: «Лишь бы не было войны». Какая, к черту, война! Даже потерпев поражение в войне один раз, ее можно выиграть потом. А то, что неминуемо случится с нами через 35 лет, невозможно будет победить. Потому что мы сами «сдадим» то чистое, за что, поднимая бокалы, так искренне пьем сегодня…
Потом я пошел к столам и, наконец, поел. И ребят своих покормил.
А после этого я уже совсем собрался подойти к Рукавишниковой и пригласить ее на танец, но ко мне подошел Миута и предложил освежиться – нужно отвести родителей Карасевой домой – они пожилые, а на улице уже третий час льет проливной дождь.
Я как-то быстро захмелел и согласился. И мы отвезли родителей Светки на окраину Боговещенки, где они жили, а когда мы поехали назад, черт занес нас на улицу Строительную, знаменитую тем, что во время дождей здесь образуется болото…
Мы стояли посреди гигантской лужи, машина погрузилась столь глубоко, что вода залила пол нашего ГАЗа. И мы оказались в ловушке – темнота полная, дождь, как лил, так и льет, а если мы вылезем – то окажемся по колено в воде.
Напомню, что на нас были единственные праздничные костюмы, туфли, ну, и все прочее.
И мы решили ждать рассвета. И скоро в абсолютной темноте раздались звуки саксофона, играющего «Караван» Дюка Эллингтона.
Рассвет наступил после четырех, и был тих и чист – как по волшебству, и дождь перестал, и небо очистилось.
А мы шли по воде и грязи, держа в руках туфли, закатив по ягодицы брюки, шли домой, потому что для нас праздничный вечер закончился досрочно, еще несколько часов назад…
Как только мы прошедшей ночью сели в УАЗик и отъехали от школы…
Глава 11-я. И трудовые будни…
июль 1966 г.
Сразу после получения аттестата я решил – пойду работать! Я, конечно, понимал, что это ненадолго, так как в отличие от прежнего Толика имел цель и знал, куда пойду учиться. Тот, прежний Толик, пошел работать потому, что не имел абсолютно никаких пристрастий. И ему было все равно – куда, зачем, почему…
Но я-то имел цель! И – разработанный план. Кстати, о плане…
Я достал из недр стола «Панасоник», открыл заднюю крышку и аккуратно вычеркнул выполненные пункты. Еще раз перечитал пункты – пока план я выполнял в точности. Закрыл крышку и поставил «Панасоник» на стол. В уголок!
Мне нужна была трудовая книжка, чтобы после поступления в Университет я мог сдать ее в отдел кадров и мой трудовой стаж продолжился бы. При наличии трудовой книжки обучение на очном отделении ВУЗов тогда включалось в трудовой стаж.
В какой-то момент мне захотелось позвонить Рукавишниковой, но потом я передумал – она начнет по обыкновению выпендриваться и задерет нос, а у меня испортится настроение.
Так что на другой день я пошел в районное автохозяйство (Боговещенское АТХ) и устроился на работу шофером грузовой автомашины.
Между прочим, и Миута сделал то же самое, и еще четверо ребят из нашей школьной шоферской группы. Но вот они остались все работать на месте, то есть в Боговещенке, а меня сразу же откомандировали в наш райцентровский пионерский лагерь, в Степнянское. Это – километрах в 30 от Боговещенки, посреди степи, и дорога туда проложена по солонцам.
Командировали меня до конца сезона, то есть до 24 июля. В принципе, мне это подходило, сразу после этого я собирался уволиться и ехать в Барнаул. Насовсем!
Дело в том, что долгожданный перевод отца в Барнаул на работу в краевой суд, наконец, был осуществлен, и как раз сейчас он принимал дела на новом месте работы. А переезд мамы, ну, и транспортировка нашего домашнего имущества могли осуществиться как через неделю, так и через месяц – все зависело от того, как скоро отец получит новую квартиру в городе.
Так что я устроился на работу, чтобы не болтаться без дела – тяжело ждать да догонять! И командировке я обрадовался – пусть уж лучше мама без меня, не торопясь, соберет наш скарб!
Перед отъездом в лагерь я попросил слесарей АТХ поставить мне замки на двери моего ГАЗа. Они сделали все в лучшем виде, и когда я ехал по степным дорогам, за спинкой моего сидения стояли упакованный «Панасоник», кассеты и наушники.
А металлический ящик с инструментом лежал на полу кабины – это его место занимали невидимые для других предметы из будущего…
Я работал ежедневно так интенсивно, с утра до темна, что мне некогда было думать о Рукавишниковой. Думала ли она обо мне – не знаю, надеюсь – да. Один раз за это время в воскресенье на своем ЗИЛе ко мне приезжал Миут, а с ним Нелька и Надька, но я был так занят перевозкой пионеров из лагеря на купание на озеро, которое отстояло чуть ли не на десяток километров (какой дурак проектировал и размещал лагерь!), и затем обратно, что мы лишь успели перекурить и переброситься парой фраз.
Надюха собиралась замуж за Берика, Нелька – поступать учиться в Новосибирск, в институт торговли. А Валерка решил сходить в армию – он подлежал по возрасту осеннему призыву.
И я не спросил Миута про Варьку! Когда спохватился – они уже уехали.
10 июля отец получил квартиру в Барнауле, в районе с банальным названием «Черемушки», и через день приехал за нами. Ну. точнее – за мамой, с ним моя временная работа в АТХ была заранее согласована и он знал, что я пока остаюсь. Но не попрощаться с любимым сыном родители не могли, и отправив грузовой машиной мебель и вещи, они заехали по пути ко мне. Отцу выделили в Барнауле «Москвич», на нем они и приехали в лагерь.
Директор пионерлагеря было потребовал, чтобы я не прерывал челночные рейсы по маршруту «Лагерь – озеро» и «Озеро – лагерь», но тут уж я возмутился – хватит, устал я, как собака! Вылезал из кабины только перед сном, когда было темно. И будили меня зачастую с рассветом – то директору нужно было в райцентр и мне предстояло добросить его до трассы, по которой ходили автобусы, то поздно вечером – встретить его на этом же месте на трассе, при его возвращении с совещания…
Так что я сказал – баста на сегодня! И закрыл дверцу машины на ключ.
На «Москвиче» мы поехали в Степнянское, там в деревенской чайной посидели, пообедали, мы с отцом выпили по паре рюмок – я поздравил его с переводом и повышением.
– Спасибо, сынок! – сказал, расчувствовавшись, мой папа. – Это – временная должность, мне звонили из Москвы и сказали, что меня включили в резерв на выдвижение председателем обл (край) суда.
Папу перевели сразу на должность заместителя председателя краевого суда, и, выходит, все в э т о м времени течет неизменно – тогда, в прошлой жизни, его также выдвигали руководителем областного суда. Но в тот раз он не поехал из-за моей т о г д а ш н е й неудачной женитьбы…
Я вспомнил спрятанный в «Панасонике» листок с планом, и подумал – на этот раз он должен поехать! Он должен согласиться на перевод!
Но это зависело, как это не парадоксально, вовсе не от меня – от Рукавишниковой…
В общем, мы пообедали, все еще раз обговорили.
– Толик, – говорил отец, – ты смотри – все делай, как договорились. 25-го получишь расчет, забери трудовую – и на другой же день – в Барнаул! Чтобы успеть сдать документы на юрфак, а то в этом году конкурс там ожидается – 30 человек на место! Я связался с одним знакомым – он бывший краевой судья, защитился и второй год преподает судебное право. Он тебя подстрахует, если что…
– Ладно, пап! – лениво соглашался я.
– Сынок, я с Марией Константиновной договорилась, пару дней поживешь до отъезда у них (это уже моя мама – о маме Миута).
Потом они доставили меня в пионерлагерь к моей машине, и уехали. А я тут же включился в работу…
Блин, я не мог даже отдохнуть, съездив на заправку! Бочки с бензином и маслом были здесь же, в лагере!
24-го вечером в сумерках я ехал, наконец, домой. В лагере вовсю выпивали и закусывали пионервожатые и администрация – шел традиционный банкет по случае закрытию сезона… А мне было не до этого.
Я приехал к дому Миута поздно, было темно. Остановил и заглушил мотор своего ГАЗ-51, вылез из кабины и первое, что сделал – подошел к соседнему дому, стоявшему с темными окнами. Последние полгода он был моим домом, а для настоящего Толика Монасюка – он был домом более пяти лет…
Мне стало грустно. Я постоял у калитки, потом открыл ее и зашел во двор. Походил по нему, при свете звезд я ясно видел все ухабы, камни, протоптанную тропинку к сараю и туалету. Все это было родным.
– Толь! – раздался голос Миута с крыльца его дома. Он слышал звук подъехавшей машины и теперь забеспокоился – куда это я пропал? – Ну, ты где?
– Да здесь я! – откликнулся я и вернулся к машине. Закрыл дверцу на ключ, подергал, проверяя.